Непостроенная Москва

Самый первый план переустройства Москвы, дошедший до нас из тьмы веков, принадлежал Борису Годунову. Он тщился превратить город во второй Иерусалим. Дескать, тоже - центр, тоже - на горах. И если на гору Сион попадают души праведников и святых воинов, то и в Москве должно быть что-то подобное. Некий храмовый комплекс, сопоставимый с храмом Соломона. Годунову по сути хотелось если не затмить Святую Землю, то уж хотя бы встать с ней в один ряд. Так был задуман грандиозный проект собора «Святая Святых» - безумно дорогая и довольно необычная постройка внутри Кремля. Но царствование Бориса продлилось недолго, и все, что он успел сделать заметного - лишь надстроить колокольню Ивана Великого и расписаться под самой ее главой. Иерусалим в Москве так построен и не был.

С батюшкой Петром Алексеевичем Первым связано первое появление в Москве понятия планового градостроительства. В советские времена этот институт лаконично переименовали в Госплан, а теперь - в «План развития Москвы». Петр 1, обожавший все упорядочивать и типизировать, впервые в истории Руси заставил своих подданных строиться «по указке», а не как бог на душу плюнет. Впрочем, все это больше относилось к любимому дитятке - Петербургу, а не к Москве. Но и для нее эта идея даром не прошла - всего лишь через сто лет аукнулась. А государыня Екатерина вообще однажды пол-Кремля вместе со стеной снесла на потребу своим капризам и Казаковскому творческому размаху. Благо, через несколько лет Баженов все обратно застроил. Капризы у государыни менялись часто.

После пожара 1812 года москвичи столкнулись с проблемой отсутствия жилья - большая часть города выгорела полностью, целые улицы приходилось отстраивать заново. Вот тогда и аукнулась Москве петровская типизация застройки. Под руководством архитектора Осип Ивановича Бове были разработаны типовые проекты, по которым предлагалось строить заказчикам или владельцам частных домов всех сословий в обязательном порядке.

По внешнему виду дома должны были разделяться на дома для людей именитых и подлых (то есть плативших подати, низшего сословия). Правда, вариантов было гораздо больше, чем при строительстве Петербурга - эстетствующей аристократии было из чего выбирать. Были созданы даже целые альбомы - желающие отстроиться могли листать их хоть полвека. Но листать должен был в обязательном порядке каждый - лишь в исключительных, уникальных случаях допускалось неповиновение. Причем, разработаны были даже проекты ограды и дворовых хозяйственных построек.

С проектом своего нового дома надлежало прийти в соответствующие московские строительные инстанции - на утверждение. Зная уровень российской бюрократической волокиты, можно себе представить, какая это была морока - восстановить Москву после Наполеона. Но жить-то где-то было надо! И отстроилась Москва из дерева - заштукатурила фасады «под камень», и не долго думая зановоселилась. Даже «московским деревянным ампиром» впоследствии такие дома назвала. Кстати, некоторые из них сохранились и до сих пор - на углу Казачьего переулка и Полянки, например.

Дворянская Москва, как ни странно, была в восторге от этих проектов. Они, видите ли, в отсутствии телевизоров и прочей гадости были чрезвычайно чувствительны к изменению мировых художественных вкусов. А проект Бове попадал как раз в самую новомодную тенденцию - ампир. Даже какой-то Скалозуб - и тот считал, что «пожар служил столице украшеньем». Но, слава богу, Москва всегда сопротивлялась такому однозначному насилию над собой. К счастью, у нее осталось и что-то невыгоревшее до руин и пепелища, и смельчаки, строившиеся в обход закона. Иначе уже к концу прошлого века улицы ее стали бы похожи на стройный ряд однообразных блестящих галош на советских обувных прилавках, различающихся лишь цветом подкладки. Слава московской строптивости!

Но все это, конечно, было просто семечками по сравнению с большевистскими градостроительными изысками. То, что вытворили с Москвой после революции, наводит ужас - и ведь это дай бог лишь десятая часть всех проектов. А если хотя бы представить, что было бы, реализуйся все сполна… Нет, даже представлять не хочу! Весь список кошмаров можно перечислить, конечно, только в обширной монографии. Но мне хватило всего нескольких.

Начнем с того, что уже в первые годы после революции появился проект глобального переустройства города «Новая Москва» под руководством Щусева. Перелопатить предполагалось практически все - благодаренье господу, что тогда в Советской России протекал самый большой хозяйственный упадок. Строили лишь по острой необходимости, а не по какому-нибудь плану. Основной идеей Щусевского плана был город-сад, так героически воспетый Маяковским. Собственно, это было просто попыткой перейти на европейскую систему разделения сити и жилых районов. Центр Москвы должен был превратиться в деловой, офисно-официальный мир, а жить предполагалось в коттеджах и небольших домах, буквально утопающих в плодоносящих парках, садах и беседках-читальнях. Эдакая модель типичного американского городка.

Частично сей проекут реализовался - были построены Зеленоград, Мытищи, Сергиев Посад, Дмитров, кто теперь вроде бы считается москвичами, но на работу в «сити» вынужден ездить в холодных электричках, кляня всех и вся. Теперь будут знать - оказывается, они - города-сады. А все остальные - урбанистические уроды, не пожелавшие в этот рай переехать. В силу бедности начала СССР, гражданской войны, неурядиц тридцатых годов и просто изменившейся идеологии. Как говорится, не склалось. Между прочим, в интеллигентствующей среде этот проект вызывал массу споров. Все делились на «урбанистов» и «дезурбанистов». Кому-то нравились уродливые небоскребы, кому-то - коттеджи в яблоках. Прениями на эту тему были заполнены все газеты. Появились «город-сад» Маяковского, «желтый дьявол Сан-Франциско» Бунина. Противники-архитекторы, как было тогда в заводе, обвиняли друг друга чуть ли не в политических диверсиях.

Кстати, не так давно - лет пятнадцать назад - идея города-сада пыталась возродиться. Правда, весьма видоизмененная. Планировалось устроить в Москве цепь «зеленых клиньев» - районов, расширяющихся секторами от центра к пригороду. В этих секторах не должно было находиться промышленных предприятий и вообще офисов - только сады-парки, школы-детские сады, жилье и спортивно-культурные учреждения. Таким должен был стать район Цветной бульвар-«Олимпийский» - Марьина роща и далее. Причем, количество зеленых насаждений рассчитывалось по Москве строжайше: они должны были занимать такую же площадь в каждом квартале, что и постройки. И соответствовать количеству населения. Может быть, это единственный нереализованный проект, о котором москвичам стоило бы жалеть. Впрочем, вернемся к большевикам.

Дальше - больше. Появился на московском небосклоне французский коммунист ле Карбюзье, вообразивший, что разом сможет решить все транспортные проблемы столицы. Суть проекта была проста: проложить новую правильную сетку улиц под землей. И по этим тоннелям и пустить весь московский транспорт. Кроме метро - у него были свои тоннели. Иными словами, Москва должна была бы стоять практически на пустоте. К счастью, проект был так сложен, что всерьез никем не обсуждался. А то провалились бы мы, как пить дать…

В сталинские времена монументализм был возведен в ранг абсолюта. Архитектура должна была затмевать небеса. Доходило порой до абсурда: пресловутый Дворец Советов не был построен в том числе и из-за того, что по проекту завершался огромным Лениным, разрезающим небеса (один ленинский палец был длиной в 110 метров). Но выяснилось, что вождя будут видеть лишь пилоты самолетов - простому люду из-за облаков были бы видны только его ботинки…

Сталинский план переустройства ярче всего отразился в начале Тверской улицы с ее гигантским расширением, с мордвиновскими домами-стенками определенной стилистики, с гостиницей «Москва» в начале. Кстати, про «Москву» существует анекдот: говорят, что когда Сталину подали на подпись два проекта гостиницы, то он подписал сразу оба. Высочайшей подписи никто ослушаться не смел - в результате «Москва» была построена справа по одному проекту, а слева - по другому. Поэтому один бок у нее выше другого. На пересечении радиальных улиц с бульварным кольцом предполагалось поставить целый ряд горизонтальных небоскребов - эдаких стеклянно-железных уродливых утюгов непонятого предназначения. Но больше всего построек планировалось на Красной площади. Ленинская трибуна - наклонная железная конструкция, напоминающая лестницу пожарной машины. Наркомат тяжелой промышленности - венец кольца московских высоток. Его рисовали по-разному: кто-то - с громадной заводской трубой, кто-то - как уходящий в облака гробовой параллелепипед. Но впоследствии этот проект плавно перетек в другой - Дворец Труда на месте Китай-города.

Дворец Труда должен был символизировать победу потного пролетария над обленившимися буржуинами. Существование его, таким образом, было идеологически обосновано. Правда, поначалу было не совсем ясно, что же будет внутри. Но - главное ведь было построить. В Москве места много - сносить не пересносить! Среди московских высоток Дворец Труда должен был стать родным братом Дворца Советов (что видно уже из названий). Не в смысле похожести, а в смысле значимости, высоты и вообще глобальности строительного размаха. Так как в нем материализовался и Наркомат тяжпрома, то здесь уже была не только труба - а и шестеренки, задевающие небо, и молот, и гигантская винтовая труба-коридор, и уступчатая пирамида, и бог весть чего еще - такое же уродливое и нелепое. Размах действительно был велик - предполагалось снести весь Китай-город. А если понадобится - и окрестности. Уже был заложен фундамент, но - разразилась война. К тому же, идеология со временем изменилась. Сталину уже было не нужно такое огромное монументальное сооружение под самым боком Кремля - оно задавливало его, уменьшало кремлевскую (а стало быть, и правительственную) значимость. Минтяжмаш и прочие министерства разместили в других зданиях, а проект Дворца Труда задвинули «на потом». На заложенном фундаменте построили гостиницу «Россия», в запланированном «дворцовом» бомбоубежище устроили концертный зал.

Конечно, одной из самых главных построек сталинского времени стал Мавзолей. История его была хоть и стремительна, но жуть как витиевата. Едва весть о кончине Вождя разнеслась по стране, как в правительственную Комиссию по похоронам Ленина посыпались письма и телеграммы трудящихся. Кто-то советовал испепелить благостный прах в вагранке, заключить в урну формы снаряда и поставить в ЦК, ЦИКе, СНК и Коминтерне. Рабочие завода «Красный поставщик» предлагали установить заспиртованное тело Ленина на возвышении на Красной площади - как минимум, лет на сто. Не менее впечатляющими были «народные» проекты каменного мавзолея. Предлагалось: воздвигнуть здание в 15-20 этажей, изображающее собой фигуру Ленина с гробницей и разными государственными учреждениями внутри. Кроме того, там были задуманы залы для концертов, читальни-выставки и прочие идеологически-увеселительные заведения. По ночам глаза «Ильича» - два громадных прожектора - должны были рассеивать мглу и освещать полгорода.

Другой товарищ предлагал мавзолей-скалу украсить кипарисами и огромным маяком, указывающим путь, которым надо идти к коммунизму. Третий описывал мавзолей-пароход с рабочим и крестьянином у штурвала и фигурой Ленина на капитанском мостике (он же - место для правительства во время революционных праздников).Некий изобретатель-стеклодув предлагал изготовить мавзолей из цельного стекла, чтобы тело Ленина было всегда на виду. По окончании конкурса на проект мавзолея Луначарский предложил воплотить отобранные проекты в больших моделях, заснять на кинопленку - и с помощью кино же, спроецировать их по очереди на фотографию Красной площади. Осуществлено это, правда, не было. В результате нынешний Мавзолей был построен Щусевым.

Пару лет назад не кто иной как Глазунов, предложил (имея в виду, что Ленина, несомненно, там уже не будет) сделать мавзолей неким подобием Голгофы. Установить на нем крест, а вокруг - восстановить десяток часовен, которые некогда стояли вдоль Кремлевской стены. Проект сей всерьез пока не обсуждался, но - кто знает?.. Неисповедимы пути московских строительств. Смешно - и лишь чуть-чуть страшно - рассматривать все эти уродливые трубы, шестеренки и утюги-небоскребы. Жуть берет, как представишь, меж чем пришлось бы жить и работать… Но лишь хохоток рождается от этой жути: ведь дело-то прошлое, утюгами нынешняя архитектура, слава богу, уже не болеет. Миновало нас это уродство раз и навсегда. Зато не миновали нынешние строительные опупизмы. Которых, в отличие от прошлых, уже навряд ли удастся избежать.