Коррида по-московски

В давние времена многие народы считали медведя священным животным, царём леса. Наши далёкие предки обращались к нему с молитвами и заговорами, прося сделать удачной охоту, уберечь скот от хищных зверей.

В представлении пращуров мохнатый обитатель чащи был посланцем бога Велеса, который почитался сначала как покровитель охотников, а затем – домашней живности. На его капищах язычники держали медведей для праздничных ритуалов и гаданий. Порой к помощи этого питомца фауны прибегали в сложных, критических ситуациях, используя священного зверя как бойца – в качестве последнего довода.

Орудие «Божьего суда»

… В начале XI века князь Ярослав Мудрый со своей дружиной пришёл в языческое поселение Медвежий Угол, где находилось капище Велеса, очень почитавшееся в здешних краях. Когда воины начали штурм селища, жрецы выпустили на них священного медведя. Как гласит предание, князь отважно вступил с ним в единоборство, поразив четвероногого воителя тяжёлым боевым топором. Потрясённые таким исходом поединка и видя в этом волю христианского бога, язычники сдались, признав над собой власть Ярослава. Святилище было уничтожено, а на его месте князь приказал построить деревянную крепость, названную по имени её основателя – Ярославлем. Об этих полуле­гендарных событиях напоминает герб древнего волж­ского города – медведь с секирой.

Спустя пять с лишним столетий топтыгина исполь­зовал в роли исполнителя «приговора небес» другой правитель Руси – Иван Грозный. Правда, с присушим ему чёрным юмором. По словам англичанина Д. Горсея, часто бывавшего при дворе, когда в Александрову слободу – царскую резиденцию в период опричнины – доставили оппозиционно настроенных священников и монахов, самодержец «приказал привести больших медведей, диких, свирепых и голодных». Каждый опальник получил оружие – копьё и должен был вступить в поединок с хозяином леса. Такая «дуэль» (точнее, её результат) и показала бы, праведен ли осуждённый перед Богом и людьми.

В церковной литературе описано немало случаев, когда хищные звери смирялись перед людьми, обладающими духовной чистотой и истинно христианским благочестием. Преподобный Сергий Радонежский, живя один в лесной глухомани, подружился с её косолапым обитателем и делился с ним последним куском хлеба.

Однако в царском застенке чуда не произошло. Конечно, боевое копьё было более надёжным средством зашиты и даже нападения, чем деревянная рогатина, с которой хаживали на медведей деревенские мужики. Но скованные страхом и не умеющие владеть оружием иноки становились лёгкой добычей своих мохнатых противников, раздражённых криками опричников, лаем собак и запахом первой пролившейся крови.

Бойцы из берлоги

Бои «охочих людей» с медведями при великокняжеских, а потом и царских дворах издавна являлись удалой забавой властителей. Описание такой потехи мы находим в «Записках о Московии» посла Священной Римской империи Сигизмунда Герберштейна, побывавшего в России в начале XVI века. Такие поединки, напоминающие гладиаторские бои в Древнем Риме, были для русских простолюдинов хотя и опасным, но довольно доходным занятием.

На Руси существовали целые семейные династии «охотников-поединщиков», в которых секреты медвежьего боя передавались от отца к сыну. Более десяти лет потешал царя Михаила Фёдоровича псарь Кондратий Корчмин, выходя померяться силушкой молодецкой с лесным хозяином. Эти схватки не всегда заканчивались благополучно для государева слуги. Однажды «на потехе его медведь измял и платье на нём ободрал», в другой раз – «изъел руку».

Ещё одним любимым развлечением самодержцев была травля медведей бойцовыми собаками. Такие сражения иногда проходили на льду, что вносило в кровавую потеху комический эффект. Уроженец Курляндии Якоб Рейтенфельс, несколько лет проживший в столице России времён царя Алексея Михайловича, наблюдал на Москве-реке на масленичной неделе схватки «белых самоедских медведей с британами и другими собаками страшных пород». Это зрелище сильно повеселило чужеземца, поскольку «и медведи и собаки не могли крепко держаться на ногах и скользили по льду».

Подобная забава процветала в Москве ещё в XIX веке, широко шагнув в массы. В своих воспоминаниях бытописатель Москвы Павел Богатырёв рассказывал «о звериных травлях», которые устраивал за Рогожской заставой его отец, содержавший медвежий двор и крупных бойцовых собак. Топтыгина выводили на площадку, окружённую рядами скамеек для зрителей, и привязывали на длинном канате к столбу, врытому в землю. Затем спускали псов. Иногда устраивали бои между двумя медведями. Всеобщей симпатией пользовался косолапый поединщик по кличке Васька. Он сразу бросался на соперника, и оба зверя, встав на задние лапы, старались повалить друг друга. Если Ваське не удавалось это сделать в боевой стойке, он применял «обходной манёвр»: становился на четвереньки и хватал стоявшего вертикально противника за ноги, стремясь лишить его точек опоры. И такой приём неизменно приносил успех; когда соперник оказывался на земле, Васька наседал на него и мял.

Эти соревнования были очень популярны. По свидетельству мемуариста, «публики собиралось тысяч до трёх». Зрители заключали пари, криками подбадривали четвероногих «гладиаторов». Между болельщиками, охваченными азартом травли, нередко происходили бурные стычки, порой перераставшие в настоящие побоища. Тогда служители заведения – дюжие мужики с дубинками, – не слишком церемонясь, приводили в чувство распалившуюся публику.

Косолапая Терпсихора

Впрочем, на Руси ценили не только бойцовые качества медведей, но и их артистический талант. По городам и весям огромной страны ходили с дрессированными животными весёлые скоморохи. Потешая собиравшийся на площадях народ, топтыгин по указке вожатого забавно изображал различные сценки: «как поп к обедне идёт», «как мужик из кабака возвращается», «как бабы бельё полощут» и прочее.

Мастеров «медвежьей комедии» охотно принимали к себе на службу русские цари. И не только ради развлечения. Немало таких служителей муз бродило со своими питомцами по городам Западной Европы, выполняя важные секретные поручения.

Церковники не одобряли скоморошьи потехи, считая бродячих артистов бесовскими слугами. Это, однако, не мешало некоторым иерархам отпускать «медвежьи шутки» и заодно проверять с помощью косолапых лояльность своих подчинённых. В одном из сочинений протопоп Аввакум поведал расхожую молву о том, как ростовский митрополит Иона, стремясь добиться благосклонности патриарха Никона, пригласил его на роскошный пир. Владыка принял приглашение. Однако когда перед Ионой, вышедшим встречать высокого гостя, ездовые распахнули дверцу кареты, из неё с ужасным рёвом вывалился учёный медведь, одетый в рясу. Хозяин поначалу оторопел, но быстро справился со страхом и, низко поклонившись посланцу патриарха, повёл его в палату. Там митрополит усадил мохнатого визитёра за стол, угостил всякими яствами и с великими почестями отправил назад. Никон по достоинству оценил поведение своего брата во Христе.

Методы подготовки медведей к «сценической деятельности» были довольно жестокими. Пойманных весной в лесу медвежат помещали в специальные загоны, где их учили выполнять различные команды. Но главная премудрость, которой должны были овладеть четвероногие артисты, состояла в умении становиться по приказу на задние лапы и раскачиваться на них – «танцевать». Этому приёму медвежат учили следующим образом.

На большом холме выкапывали глубокую яму, туда ставили железную клетку с медным дном, в которую загоняли зверят. Сбоку к яме рыли ход, закладывали в него дрова и поджигали. Дно клетки постепенно нагревалось, и когда мохнатым ученикам становилось невмоготу, они поднимались на задние лапы, а затем «пускались в пляс», переступая с ноги на ногу. В этот момент дрессировщик начинал бить в бубен. Так повторялось изо дня в день. По окончании «учебного курса» выпущенные из клетки медвежата, услышав знакомые звуки бубна, сами выполняли танцевальные движения. За это их угощали морковью.

Как Топтыгина взяли в «органы»

Со временем методы дрессировки медведей совершенствовались, что позволило обучать их более сложным трюкам. Не оставила без внимания «учёных» мишек и армия. Известны случаи, когда косолапые воины вместе со стрельцами штурмовали вражеские крепости. При этом топтыгины работали передними лапами, удерживая тело в вертикальном положении.

В эпоху Петра I славился своими дрессированными медведями московский дом князя Фёдора Ромодановского, руководителя Преображенского приказа, ведавшего тайным политическим сыском. Арестованных, которых приводили к «министру госбезопасности» для допроса, сторожила вместо конвоиров белая медведица. Пока князь допрашивал одного арестанта, она зорко следила за остальными, не причиняя им никакого вреда, но и не позволяя сделать лишнего движения.

Другой медведь исполнял роль лакея в доме царского сподвижника, строго надзирая за соблюдением этикета, положенного при встрече гостей. Как сообщал в своих «Записках» секретарь голландского посольства X. Вебер, Ромодановский «имел обыкновение приневоливать приходящих к нему с визитом выпивать чарку сильной, с перцем смешанной водки, которую держал в лапе хорошо обученный большой медведь, причём… в случае отказа гостей пить водку этот медведь принуждал их к тому, срывая с них шляпу, парик или хватая за платье».

В шутовских маскарадных представлениях, которыми увлекался Пётр, Ромодановский являлся либо на колеснице, запряжённой медведями, либо сажал их вместе с собой.