Интересные факты жизни Ваньки Каина

Однако в какой-то момент, отбывая каторгу в Рогервике (сейчас порт Палтийски, в Эстонии), он надиктовал одному из своих грамотных товарищей рифмованные записки о своих головокружительных приключениях. Мемуары эти были такие же лихие, талантливые и нахальные, как и сам старый вор. Их переписывали множество раз, и, переходя из рук в руки, записки эти разошлись по всей России, а в 1770 г. их даже напечатали, чем и увековечили отчаянные похождения Ваньки.

История эта начинается тривиально – с доноса. 1741 год, декабрь — вор и разбойник Ванька Каин добровольно явился в московскую полицию (так называемый Сыскной приказ) и подал челобитную, в которой признался, что он страшный грешник, вор и грабитель и что, горько раскаиваясь в бесчисленных своих злодеяниях, он просил власти дать ему шанс «ко исправлению» и «во искупление» содеянных им преступлений готов выдать полиции всех своих сотоварищей. Потом в сопровождении отряда солдат он стал шастать по известным ему «малинам» и хватать преступников, которых до этого безрезультатно искали по всей стране. Забегая вперед, скажем, что за свою «службу в полиции» он сдал несколько сотен своих товарищей, так сказать, «романтиков с большой дороги».

Что произошло? С какой это стати известный разбойник вступил на стезю добродетели? К идее праведной жизни он пришел не сразу, а под давлением многих суровых обстоятельств. Известна старинная арестантская песня, которую якобы сочинил Ванька, находясь в тюрьме:

Мне-да ни пить-да, ни есть, добру молодцу, не хочется,

Мне сахарная, сладкая ества, братцы-да, на ум не нейдет-да,

Мне Московское сильное царство, братцы-да, с ума нейдет…

Не правда ли, знакомая песенка Бутырок, Матросской Тишины и Крестов? Песня эта передает душевный настрой легендарного вора, который уже устал бегать от «Московского сильного царства» и захотел заключить с ним взаимовыгодное соглашение…

А до этого биография Ваньки Каина (в миру Ивана Осипова) была довольно банальна. Крепостного крестьянина купца Филатьева, привезли из Ростовского уезда в Москву ко двору своего помещика и определили в дворовые. Осипов жил у помещика несколько лет, а после решил бежать. Предоставим слово самому Ваньке:

«Служил в Москве у гостя Петра Дмитриевича господина Филатьева, и что до услуг моих принадлежало, то с усердием должность мою отправлял, токмо вместо награждения и милостей несносные от него бои получал. Чего ради вздумал: встать поране и шагнуть со двора его подале. В одно время, видя его спящаго, отважился тронуть в той спальне стоявшего ларца ево, из которого взял денег столько довольно, чтоб нести по силе моей было полно, а хотя прежде оного на одну только соль промышлял, а где увижу и мед, то пальчиком лизал… (на воровском языке означает – воровал по мелочи. – Е.А. ). Висящее на стене платье ево на себя надел и из дому тот же час, не мешкав, пошел, а более затем торопился, чтоб от сна он не пробудился и не учинил бы за то мне зла… Вышед со двора, подписал на воротах: “Пей воду как гусь, ешь хлеб как свинья, а работай черт, а не я”».

Читатель не удивится, если узнает, что нагруженного хозяйским добром Ваньку ожидал сообщник – такие кражи не бывают результатом неожиданного порыва. Сообщник был опытный, он давно научал Ваньку, как действовать. Его звали Петром Романовым, но всем была известна его воровская кличка – Камчатка (вероятно, он побывал на этой самой дальней в тогдашней России ссылке»). Друзья скрылись в московских развалинах…

Москва середины XVIII столетия представляла из себя печальное зрелище. 1737 год — она пережила страшную катастрофу. 29 мая в доме отставного прапорщика Милославского солдатская вдова Марья Михайлова поставила перед иконой свечку, отвлеклась по некой надобности, свечка упала, начался пожар, жаркая погода ему благоприятствовала, и… громадный город сгорел за несколько часов. Пожар, породивший знаменитую горькую пословицу «Москва сгорела от копеечной свечки», унес несколько тысяч жизней, превратив город в развалины, которые многие годы не были заселены, зарастали кустами, образовывая своеобразные дикие острова и архипелаги, в которых и укрывалась различная шпана.

Так бывало неоднократно в Европе: к примеру, несколько десятилетий стоял запустевшим Лондон после того, как в 1666 г. лишняя охапка дров в пекарне на Пудинг-лейн уничтожила много лондонских кварталов. В особенности опасны были для людей московские овраги. От их названий мурашки шли по коже: Греховный, Страшный, Бедовый.

В оврагах, развалинах, среди трущоб находились притоны и воровские «малины», которые особо многолюдны были в зимнее время, когда «братва» возвращалась с больших дорог и рек, где летом они «работали». «Героев» встречали скупщики краденого, «боевые подружки» – содержательницы притонов, проститутки, воровки, портнихи – перелицовщицы краденого. Вот на это московское дно и опустился, вслед за Камчаткой, Ванька Каин.

Так он описал в мемуарах свое приобщение к воровскому миру: «И пошли мы под Каменный мост, где воришкам был погост, кои требовали от меня денег (так называемые влазные. – Е.А. ), но я, хотя и отговаривался, но дал им 20 копеек, на которые принесли вина, потом напоили и меня. Выпивши, говорили: “Пол да серед сами съели, печь да полати в наем отдаем, а идущему по сему мосту тихую милостыню подаем (то есть грабим. – Е.А. ), и ты будешь, брат, нашему сукну епанча (то есть такой же вор. – Е.А. ), поживи в нашем доме, в котором всего довольно: наготы и босоты извешены шесты, а голоду и холоду амбары стоят. Пыль да копоть, притом нечего и лопать”. Погодя немного, они на черную работу пошли».

Просидев до рассвета в одиночестве, Каин надумал осмотреться, вышел из убежища – и вот незадача! – сразу же нарвался на дворового Филатьева, который сгреб юношу и поволок его домой, к разъяренному барину. Филатьев избил Ваньку, требовал от него возвратить деньги и вещи, но Каин молчал как скала. Тогда его посадили в холодную на заднем дворе.

Одна дворовая девка тайком кормила Ваньку – следует отдать проходимцу должное: женщины ему симпатизировали всегда. Она-то и поведала Ваньке, что дворовые Филатьева в драке убили караульного солдата и от греха подальше сбросили его в старый колодец. Ванька воспрял духом, завопил: «Слово и дело!» – клич доносчиков. Его доставили в «Стукалов приказ» – тайную полицию, где он обвинил Филатьева в преступлении – сокрытии убийства государева человека. Донос подтвердился, и Ванька в награду за «доведенный» (то есть доказанный) извет вышел на свободу, держа в руке «для житья вольное письмо».

Почти сразу же Ванька Каин повстречался с другом своим Камчаткой, и той же ночью они отправились «на дело» – обокрали дворцового портного Рекса, да при этом ловко и довольно жутковато: днем их молодой сообщник незаметно пробрался в дом, залез под кровать, а когда все уснули в надежно запертом доме, парень вылез из укрытия, тихо отворил двери и впустил в дом своих сотоварищей.

Идея засады была Ванькиной. Он сразу же начал выделяться среди московского ворья редкой изобретательностью, тонким знанием психологии, умел импровизировать. Вот к примеру. Задумала банда Ваньки ограбить богатый купеческий дом, да к нему не подступиться: высокий забор, дворники, ночные сторожа, а главное – неясно, где же хозяева добро держали. Задача неразрешима, но только не для Каина!

Он действовал гениально просто: купил (или своровал) где-то курицу, перебросил ее через забор, пошел к воротам и потребовал от охраны возвратить его собственность. А потом вместе с дворниками он долго и безуспешно ловил шуструю курицу и за это время осматривал все запоры, двери и помещения. А ночью казенка – глухая комната для хранения добра – оказалась непостижимым образом ограбленной!

В другой раз ночью за Каином и его людьми, шедшими с трофеями после успешного «дела», увязалась погоня, да такая назойливая, что довелось ворам бросить украденное в грязную лужу в центре столицы и налегке улепетывать в разные стороны.

Опять, казалась бы, нерешаемая задача: вытащить ценности днем, прилюдно – немыслимо. Но не тут-то было! Ванька угнал карету, посадил в нее переодетую барыней свою «боевую подругу» и с сотоварищами поехал в центр Москвы. И вот прохожие уже видят обыкновенную для грязных столичных улиц картину: посредине лужи стоит накренившаяся карета, у которой – надо же так произойти! – отвалилось колесо, барыня из окна на чем свет стоит ругает слуг, которые копаются в грязи и все никак не могут поставить назад колесо, бездельники! А тем временем ворованные пожитки потихоньку уложили в карету, нацепили колесо – и были таковы! И таким хитростям – несть числа!

Над многими проделками Каина можно от души посмеяться – до такой степени оригинальны, остроумны они были. Однако бывали и мошенничества отвратительные. Однажды воскресным день он переоделся богатым подьяческим сыном, надел шляпу с черным позументом и подошел к стоявшей у базара коляске, в которой сидела девица, что в торговых «рядах уж нагулялася, отца-мать тут, сидя, дожидалася», и сказал ей, что родители ее якобы зашли к его родителям в гости, пьют чай и что, мол, ему, добру молодцу, поручили девицу в застолье привести. «Красна-девица в обман далась, повели ее на мытный двор, на квартиру к Ваньке Каину», да там и изнасиловали.

Особенных успехов Каин достиг в тонком, требовавшем тренировки и таланта «карманном мастерстве», мог ловко и незаметно вытаскивать из карманов ротозеев деньги, платки, табакерки и часы – в те времена настоящее состояние. Работал он не в одиночку, уже тогда была воровская специализация. Пойманный в последствии сообщник Каина Елахов клялся на допросе, что он сам по карманам не шарил, а «только стеснял народ, чтоб товарищам его вынимывать было способно» – прием, известный каждому умному читателю: в автобусной давке смотри не за тем, кто хамски лезет по ногам и бранится, а за тем, кто к тебе как бы ненароком прижимается.

Воровская кооперация, солидарность играли в преступной жизни Ваньки Каина и его сообщников большую роль. Однажды, выданный скупщицей краденого, Ванька загремел в тюрьму, и перед ним открылась перспектива, как тогда говорили, «охотиться на соболей» в Сибири. Спас его верный друг и учитель Камчатка.

«Прислал ко мне, – вспоминал Ванька, – Камчатка старуху, которая, пришедши в тюрьму, ко мне говорила: “У Ивана в лавке по два гроша лапти” (на жаргоне – «Нет ли возможности бежать?»). Я ей сказал: “Чай примечай, куды чайки летят” («Подбираю время для побега вслед за бежавшим ранее товарищем”)». Перед очередным престольным праздником в тюрьму пришел «добрый самаритянин» (Камчатка) с милостыней для «несчастненьких», каждому дал по калачу, а Ваньке – самому «несчастненькому» – аж два и при этом тихонько сказал: «Триока калач ела, стромык сверлюк страктирила» ( на жаргоне — «Тут в калаче ключ от твоей цепи»).

А дальше все развивалось как в приключенческом фильме: «Погодя малое время, послал я драгуна (охранника. – Е.А. ) купить товару из безумного ряду (вина из кабака. – Е.А. ), как оной купил и я выпил для смелости красовулю, пошел в нужник (заключенных выводили в сортир на цепи, при этом охранник оставался снаружи. – Е.А. ), в котором поднял доску, отомкнул цепной замок и из того заходу ушел. Хотя погоня за мной и была, токмо за случившимся тогда кулачным боем (традиционное развлечение народа на праздник. – Е.А. ) от той погони я спасся; прибежал в татарский табун, где усмотрел татарского мурзу, который тогда в своей кибитке крепко спал, а головах у него подголовок (сундучок с деньгами. – Е.А. ) стоял. Я привязал того татарина ногу к стоящей при ево кибитке на аркане лошади, ударил ту лошадь колом, которая оного татарина потащила во всю прыть, а я, схватя тот подголовок, который был полон монет, сказал: “Неужели татарских денег на Руси брать не будут?”, пришел к товарищам своим и сказал: “На одной неделе четверга четыре, а деревенский месяц с неделей десять” (“Везде погоня, пора сматывать удочки”)».

Все это происходило во времена традиционных «гастролей» банды по городам и ярмаркам. Компания у Ваньки подобралась бедовая: Каин, Камчатка, Кувай, Легаст, Жузла и др. Друзья нигде не задерживались, крали, грабили и быстро перебирались на новое место, где их еще не знали. Лучше всего ворью на Нижегородской ярмарке: народу много, толчея, купчишки пьяненькие – а что еще надо вору и грабителю?

Однако случались и провалы. Как-то Каин почти попался в облаву. Ванька в спешке забежал в общественную баню, быстро разделся, одежду свою под лавку кинул, грязной водой облился и голый с воплем выскочил на улицу: мол, я, московский купец, ограблен банными ворами, взяли все вещи, деньги, а главное – документы, паспорт. Ратуйте, люди!

Банные кражи – дело обычное, и солдаты, окружившие баню, все внутри осмотрели, бежавшего от них вора не нашли, а плачущего, убитого горем «купца» отвели в казенное присутствие, чтобы подьячие с ним сами разобрались. Прикрывая срам мочалом, Ванька на вопросы подьячего шепнул ему на ухо: «Тебе будет, друг, муки фунта с два с походом» (кафтан с камзолом). И вот уже с новой «ксивой» Ванька выходит из канцелярии… Бывали у Ваньки Каина с сотоварищами и другие «приключения»…